![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
kanibolotskyМузыкант Павел Кушнир погиб в СИЗО Биробиджана, куда его поместили за антивоенные высказывания. Там он объявил голодовку и вскоре погиб. Побывавшие на прощании с ним рассказывают о том, как это было. И делятся своими сомнениями в причинах его гибели.
В "Похоронном доме" Биробиджана 8 августа отвели полчаса на прощание с 39-летним Павлом Кушниром, пианистом, композитором и писателем, погибшим 28 июля в СИЗО Биробиджана. Основанием для ареста Павла Кушнира стали антивоенные ролики, которые он выложил в собственном ютьюб-канале "Иноагент Малдер", где на момент его гибели было не больше пять подписчиков. Кушнира обвинили в "публичных призывах к осуществлению террористической деятельности" (ст. 205.2 УК). Причиной его гибели в СИЗО медики ФСИН назвали заболевания сердца, матери музыканта сотрудник ФСБ сообщил, что Паел умер в результате сухой голодовки. Однако пришедшие на прощание рассказывают, что видели гематомы на его лице.
"Соболезнования даже принести было некому"
"Мученическая смерть. Вероятно, его избивали", – говорит специально приехавший проститься с музыкантом из другого города Анатолий (имя изменено для его безопасности)
– Было одиннадцать человек на прощании с Павлом. Насколько я понял, лично его знали немногие из них. Передо мной (я чуть опоздал) вышли двое его коллег, сотрудники Биробиджанской филармонии, также были знакомые Павла по творческим проектам, две журналистки (из других городов) и его слушатели. Он ведь принимал участие в мероприятиях местной библиотеки, аккомпанировал детскому театральному коллективу, вел просветительскую передачу о музыке на местном радио. Были люди, которые слушали его радиопередачи, концерты, но он сам их лично не знал. То есть было человек шесть, лично с ним знакомых. Все присутствовавшие отзывались о нем хорошо, но все-таки говорили о нем как о довольно замкнутом человеке. За исключением общения в рамках творческих проектов, он особенно ни с кем не дружил и не рассказывал о себе никаких подробностей.
Анатолий говорит, что лично с Кушниром знаком не был, но решил поехать на похороны, потому что гибель Кушнира в СИЗО его потрясла.
– Человек безусловно талантливый. Даже я, не особенно сведущий в музыке, сейчас с удовольствием прослушал его радиопередачи с музыкальными разборами и несколько концертных исполнений, прочел отрывки из книг, – говорит Анатолий. – Ужасно, что человек, которому настолько была дорога свобода (сужу по его опубликованным письмам и роликам на канале), погиб в застенках. Я совершенно точно видел синяк на глазу, ближе к переносице. Несмотря на то что его гримировали явно сильно. И следы крови на зубах, губах.
Ранее подруга музыканта Ольга Шкрыгунова говорила, что не исключает насилие в отношении музыканта или другое внешнее воздействие, которое могло усугубить его состояние.
Друзья погибшего хотели провести независимую экспертизу тела, чтобы установить настоящую причину смерти. Однако мать пианиста Ирина Левина воспротивилась этому – она настаивала на немедленной кремации.
Церемонию в биробиджанском "Похоронном доме" организовали друзья Кушнира, находящиеся за границей. Пришедшие на прощание говорили, что в Биробиджане якобы "опасно даже на похороны такого человека" прийти.
– Я бы не поверил, но, побывав там лично, ощутив эту атмосферу страха, замкнутости. Никто не хотел первым сказать последнее слово о Павле, разговорить каждого пришедшего тоже было не просто, – говорит Анатолий. – У меня сложилось впечатление, что там все всего боятся. Лишнее слово сказать боятся. Когда я сказал о том, что "лучших людей устраняют", почему-то побоялся сказать "убивают" – вот так эта гнетущая атмосфера влияет. Один из присутствовавших возразил даже – не о том, что это неправда, нет, но сказал что-то вроде, мол, не надо сейчас об этом так громко.
Родственников на прощании не было. Мама и брат музыканта живут в Тамбове, приехать за телом они не смогли. С обоими Павел долгое время не общался, в основном из-за расхождений во взглядах на войну России против Украины. Этот семейный раскол начался еще после аннексии Крыма. Мать Павла настояла на кремации – прах будет захоронен в Тамбове.
– Соболезнования даже принести было некому, – сетует Анатолий. – Сам факт, что он так безвестно мог погибнуть и не менее тихо был бы захоронен, если бы не Ольга Романова, получившая по своим источникам информацию (письмо о сухой голодовке Кушнира в СИЗО от сокамерников Павла получила глава фонда "Русь сидящая" Ольга Романова и сообщила о нем в интервью "Настояшему Времени"), ужасает.
Коллеги Кушнира по филармонии признают, что все они знали о его аресте.
– Было много сообщений в пабликах о его аресте. Куда еще писать. Адвоката найти ему? Так нет у нас в Биробиджане правозащитников – вот у вас в городе они, может быть, и есть, а у нас просто нет никого, – рассказала администратор филармонии журналисту накануне похорон и добавила, что "кто-то из филармонии" придет на прощание с Кушниром, но кто именно – ей неизвестно.
Под последним постом в аккаунте филармонии "ВКонтакте" пользовательница написала: "Что произошло с вашим коллегой, солистом Павлом Кушниром? Какая же равнодушная толпа, не только не сообщили правозащитникам о беде, но даже не упомянули его гибель. Мертвые души".
"Уважаемые радиослушатели Еврейской автономной области! Но пасаран!"
После смерти Павла выяснилось, что в переписке с друзьями он давно предвидел свой арест.
– Часто писал: "Меня пока не посадили". И присылал свои интервью, где открыто рассуждал о нынешнем строе в России как о фашистском. Я его уговаривала, особенно перед поиском нового места работы год назад: приезжай к нам в Германию, приютим тебя, найдешь работу. Он то соглашался, то тут же отказывался составлять резюме, которое необходимо, если ты хочешь "продать концерт". Законы музыкального рынка, что поделать. А он был бескомпромиссен: "Я музыкант, за меня говорит моя музыка", – вспоминает близкая подруга Павла Ольга Шкрыгунова. – Потом появилась надежда, что возьмут в отдаленный город, он решил остаться в России. Вообще, он стремился быть подальше от столиц, чтобы политическое давление было минимальное. К примеру, те же концерты на 9 мая чтобы не заставляли исполнять.
По словам подруги, пианисту нравилось в Биробиджане – в письмах он присылал ей карту города, рассказывал об архитектуре и особом менталитете местных жителей: "Люди похожи на вьетнамцев по менталитету, здесь еще не полностью погибла доброта не как личная сила каждого, но как традиция, народная душа, и при этом с азиатским оттенком, а добавь к этому русскую чистоту и еврейское хождение под близким глазом Бога, а также мою личную трусость и юродство, и ты поймешь что здесь жизнь волшебная".
Собравшиеся на прощании с музыкантом, напротив, отмечали, что Биробиджан ему "не подходил".
– "Вот если бы ему хотя бы в Хабаровск уехать, стал бы известным человеком, авось, и выжил бы", – цитирует собравшихся в "Похоронном доме" Анатолий. – Все отмечали несоответствие масштаба его таланта городу.
При этом многие музыканты и музыковеды уже говорят, что талант Кушнира выделялся бы и на любом столичном фоне.
– Как и подавляющее большинство людей, откликнувшихся в эти дни на трагическую смерть Павла Кушнира, я услышала о нем впервые и стала постепенно узнавать. С каждым новым витком узнавания – записи игры, тексты, передачи – Павел для меня все удивительнее. Хуже всего на свете – узнавать такого человека и художника посмертно, зная, что он мог бы жить и сейчас, что мы могли ходить по одним консерваторским коридорам, – говорит музыкант и поэт, историк музыки, исполнительница старинной и современной вокальной музыки Мария Батова. – Музыковедам привычно открывать в старинных архивах что-то новое и делать его видимым для других. А тут современник, а по возрасту – младший коллега. Павел – человек огромного, ровного труда, поразительной эрудиции и культуры, уровня владения музыкальным текстом. У музыкального исполнительства много аспектов, и один из них – коммуникативный – люди решают очень по-разному: кто-то пускает пыль в глаза, кто-то нервничает и пытается завоевать расположение, кто-то подавляет авторитетом или красуется, кто-то ленится и воспроизводит одно и то же, выходит в тираж. Все это не о Павле. Коммуникация исполнителя и слушателя – вещь хрупкая и честная, спрятаться невозможно, врать можно, но незачем. На сцене ты такой, какой есть. Как и в простом общении. Павел Кушнир за роялем всегда один и тот же – живой, внимательный, очень скромный. Его интересно слушать, нет смысловых пустот, он владеет в равной степени хорошо всеми эпохами и стилями.
Отдельно она отмечает, что не следует воспринимать работу пианиста в провинции как катастрофу.
– Павел всю свою исполнительскую жизнь провел не в столичных филармониях, а это значит постоянное просветительство и рост. Работа пианиста в провинции многими воспринимается как катастрофа. Но это только в определенной оптике. В советские годы была система распределения после вузов. Так, по распределению выпускник столичной консерватории мог оказаться в любом дальнем регионе. А дальше у всех по-разному: для кого-то это оказывалось вынужденной ссылкой с последующим желанным возвращением, а кто-то оседал в том или ином городе навсегда, врастая в него и создавая его культуру, причем подлинного, глубокого признания добиваются те, кто думают о людях. Я сама до 15 лет жила в Новгороде Великом, время было позднесоветское. У нас не было в городе ни оркестра, ни органа, ни оперного театра (и драматический был совсем маленький). Но я стала музыкантом во многом благодаря труду музыкантов, приезжавших к нам с гастролями, игравших перед нами, детьми, на нашем школьном рояле в крохотном зальчике. Сейчас есть интернет и другие возможности, поэтому слушать можно где угодно и что угодно. Однако живое исполнение, где ты участник этого особенного химического процесса, когда играют именно для тебя, – этого ничем не заменить. И вот Павел это понимал очень хорошо. Куперен и Шостакович, Мийо и Рахманинов, Бетховен и Мессиан, Бах и Мусоргский, Скрябин и Моцарт – все это разные вселенные. Мне кажется, для Павла был очень органичным такой интерес к разным стилям и эпохам, связывание культуры в единое целое – и добавим сюда недостающие части пазла из рок-вселенной. Павел, помимо прочего, дивный ансамблист. Я бы сказала – ансамблист моей мечты. Это ведь очень важно в камерной музыке – быть именно ансамблистом, а не аккомпаниатором, не тапером на вторых ролях. Я слушала, как Павел играет в ансамбле с певицей музыку Даргомыжского, Глинки. Наслаждение, интерес и удивление, – говорит Батова.
По ее словам, коммуникативный талант и дар просветителя у Кушнира – особенный.
– Одни музыканты предпочитают на концертах не говорить ни одного слова, предоставляя это делать музыке. Другие полагают, что перед неискушенной публикой нельзя выйти, не наладив контакт и ничего не рассказав о музыке. И это ведь тоже особое искусство: рассказать не что-то из Википедии, а втянуть слушателя в музыкальный поток. Это получается только тогда, когда интересно тебе самому. К сожалению, я слышала мало – и очень надеюсь, что у кого-то когда-то всплывут, возможно, его записи – не только игры, но и разговоров на концертах. Могу судить только по его циклу из 51 передачи на ВГТРК "Бира" о мазурках Шопена – "Мазурки по средам". Это же с ума сойти, какой проект: 51 передача только о мазурках. О каждой мазурке! Я очень впечатлена. Павел каждый раз создает новый мир, где, помимо Шопена, героями рассказа или ассоциации оказываются совершенно, на первый взгляд, несочетаемые люди и явления, такие, как Хильдегарда Бингенская и Курт Кобейн, Марина Цветаева и Стенли Кубрик. В одной из передач Павел упоминает курьезную девичью рок-группу The Shaggs, про которую известно, что играть они толком не умели – и это образ для пояснения шутливых ритмических сбивок у Шопена. А когда-то он переходит на высокий стиль: "Печаль с засученными рукавами или даже с наточенной – или хотя бы начищенной шпагой. Благородная печаль, благодарная печаль". Или он вскользь упоминает рассказ Камило Хосе Села "Оркестр – первый сорт!" – словно бы у Шопена играют народные музыканты из этого оркестра. Открыла: крохотный, малоизвестный рассказ Нобелевского лауреата 1989 года в переводе Н. Л. Трауберг:
"Хесус Халанса Терсага, Верекундо Мул Баласоте и Трофимо Гарвин Пачеко – очень веселый оркестр; они умеют скрывать свое горе. Кривой, Мул и Француз играют на бедных крестинах, на бедных свадьбах, перед домами бедных, которые, заслышав их музыку, широко раскрывают двери, словно им впервые открылась надежда. Кривой, Мул и Француз цены не назначают – едят, что дадут, и в карман кладут, что дадут; а дают им всегда.
– "Катьюшу" умеете?
– Нет, сеньора. Тут ваша знакомая уже спрашивала. "Катьюшу" мы не знаем, она очень трудная. Хотите марш "Петушок"? А хабанеру из "Сахарного тростника"?
Хесус Халанса Терсага, Верекундо Мул Баласоте и Трофимо Гарвин Пачеко всегда рады доставить ближнему радость, которая – то лучше, то хуже – помогает ему тянуть печальную повозку жизни; а повозка эта – пустая, и потому так легка она для веселых и добрых бедных, играющих бедную музыку на бедных праздниках".
– Через этот поиск точек сборки, эклектичность, любовь и интерес к разному, разномасштабному и через соединение несоединимого, мне думается, лучше всего виден Павел и его особенная цельность. Ведь таков же и его текст романа "Русская нарезка". Кропотливость, ювелирность, глубина – и вместе с тем масштабность, темперамент, ритм. И вместе с тем покой, боль и стоицизм. Мы действительно потеряли не только исполнителя, писателя и собеседника, но целую вселенную, которая подавала сигналы по средам: "Здравствуйте, уважаемые радиослушатели Еврейской автономной области! Но пасаран! Истина где-то рядом!" Вместе с тем это настолько прочная вселенная, что даже тогда, когда ее автор так страшно погиб, она выстояла и осталась с нами. Тот самый образ малого зерна горчичного, из которого вырастает огромное дерево, и птицы небесные укрываются в его ветвях, – говорит Батова.
Коллеги, его сокурсники по консерватории и не знавшие Павла лично, но потрясенные его гибелью люди пишут о нем в соцсетях:
"Ушел человек. Я сижу в фейсбуке и нон-стоп отвечаю, пишу, обмениваюсь соболезнованиями. Уди ходит рядом, вспоминает Владислава Шпильмана – пианиста Романа Поланского. Говорит, похож. Говорит, жалко до слез, как он там выживал, один, почему не приехал? – пишет однокурсница Кушнира по Московской консерватории имени Чайковского Юлия Вертман. – Я тоже вспоминаю, как он нам этого "Пианиста" и принес. И мы с подругой смотрели, и сердце в пятки уходило, хотелось закрыть глаза. Было интересно, хотя спать надо, сколько можно тусить, с утра лекции, уроки, зачеты…
Человек – он, конечно, рождается один и умирает один, но живет совсем не в вакууме. Общество – очень странный зверь. Каждый везде и нигде. Каждый считает своим долгом участие в виртуальных баталиях. Поднимает кучу проектов. Пропускает через себя терабайты информации.
– Человек – сгорел.
Нехорошо человеку быть одному. Нехорошо вообще любому, а творческому еще и невозможно. Просто потому, что творчество требует полного погружения, а все остальное должен кто-то рядом обеспечивать и поддерживать. На многое при этом закрывая глаза.
У меня ощущение, что сейчас важно не "кто ты", а "с кем ты". Левый, правый, полосатый, в крапинку, за, против. Все уже привычно поделились на отары и друг друга обблеяли. Потому что так проще и "человек – животное социальное" . А одному-то – вон оно как…
Человек учился в школе, училище, консерватории, аспирантуре. Жил в общежитии. Где были мы все, развеселый "Давидсбюнд"?
Где были уважаемые радиослушатели?
Где были все меломаны?
Где была пресловутая "антифашистская диаспора"?
Где еврейская община?
Где хоть какие-нибудь христиане (уж коль скоро человек неоднократно цитирует Новый Завет)
Где?..
Он бы ответил. Емко, лаконично и в рифму. А мы так не умеем.
Мы многого не умеем.
Пора учиться чему-то, лучше поздно, чем вообще не.
Смотреть пристальнее. Видеть сквозь скорлупу. Любить. Ценить. Прощать".
"Я прочитала первую книгу. Это не самое легкое чтение, оно требует подготовки.
Я понимаю, почему ее никто не читал.
И понимаю, почему сейчас прочитают.
Многие не врубятся, ну и ладно. Я никогда не слушала пианиста Павла Кушнира. Но я завороженно читаю писателя Павла Кушнира, – пишет правозащитница Ольга Романова. – Да, иногда надо умереть, чтобы тебя оценили. Не первый случай в истории.
Ах, отчего никто не знал, когда он был в тюрьме?
Это вы не знали. Там в Биробиджане еще трое политических, прямо сейчас, Корнилевский, Кусакин и Никитенко.
Напишите им.
Пришлите посылку.
Или не им, или другим.
Соберите передачу украинским заключенным.
Ну, или напишите в ФБ, как все надо делать".
"Вот уже несколько дней стоит перед глазами Павел Кушнир. Я смотрел интервью с ним, слушал музыку, которую он играл, начал читать роман, – пишет актер Анатолий Белый. – Совершенно редкий сегодня экземпляр человека, чуть касаясь земли, чуть над всеми с растерянной и мудрой улыбкой и одновременно с каким-то титановым стержнем внутри, Жизнь без компромиссов. Совесть без примесей. Слова без фальши. Такой, конечно, не жилец в нашем насквозь циничном мире, а уж в фашистской режиме и подавно. Он шёл на смерть. Ну потому что иначе не мог. И я его очень понимаю. Мы слабые, он нет. Смешной, лопоухий, нежный еврейский мальчик без кожи. Чем-то напомнил Мандельштама. Его судьба не могла быть другой. Его убили в тюрьме. Просто забили до смерти. Как обычно делали и делают в россии. Но осталась музыка и его слова. Остался перед глазами пример честной жизни по совести. Завидую. Я слаб. Прощай, Паша. Сегодня с тобой прощаются в стране, которая тебя убила. А я бы перевёз твоё тело к нам на Масличную гору. Там твоё место. Спасибо тебе. И прости. Послушайте его Рахманинова. Остановитесь на время".
"Друзья, да, вы все сейчас друзья Пашки. Спасибо. Вашими и нашими силами сделано многое, – пишет Ольга Шкрыгунова, близкая подруга Павла, организовавшая сбор на похороны и кремацию, а также прощание в Биробиджане. – Сделали доверенность от мамы, завтра прощание с телом, ваши деньги идут на все процедуры в Биробиджане и погребение праха в конце августа в Тамбове. Мать его не препятствует этому. Сегодня она сняла ваши деньги и отдала нашему другу, который мог все оплатить. Она не владеет ни интернетом, ни телефоном, ни тем более переводами. Отпевание? Отпейте, пожалуйста, все за него и за любовь, творчество, свободу! Этот тост он говорил на моем восемнадцатилетии и всегда потом. И он еще актуален. Завтра везде будут посты о переиздании его первой книги. Думаю, это хорошо. Суд.мед.экспертиза? Сложно. Как решиться еще раз тревожить это маленькое сухое тело? Я не хочу верить, что его били. Я хочу верить, что у них не поднялась рука. Он же точно еще и шутил там и говорил все без агрессии, тихим голосом: "Остановите войну. Большего я не прошу." Это мои догадки, это ваши догадки, это все – предположения. Факт – его нет, но факт – он жив. В ваших постах, в ваших/наших умах, в его творчестве.
Пашка, живи.
